Лилия Жамалетдинова: «Отправной точкой для меня стала «Сказка Сказок» Юрия Норштейна»
- Надеюсь, вы не против, если я начну с комплимента? На мой взгляд, художественное оформление спектакля «Бах-бах-бах» довольно необычно для классического театра кукол. Цветовые решения и использование несложных, но довольно фактурных материалов, позволяет зрителю быть не просто сторонним наблюдателем постановки, а настоящим очевидцем далеких военных событий. Интересно, что вас вдохновляло на создание персонажей и декораций?
- Мне все время задают этот вопрос: «Что вас вдохновляет?». Дело в том, что нет такого понятия, что меня что-то вдохновило. Со спектаклем это не работает. Здесь ты просто ассоциативный ряд подбираешь сам. А в остальном – это такой процесс совместного творчества с режиссером. Вдохновение может прийти где угодно. Просто ты ходишь, думаешь, о том, как это воплотить максимально близко к мысли автора. Придумываешь конструкцию, чтобы она раскрывала, по возможности, максимально идею режиссера. Здесь нет такого, чтобы муза явилась вдруг. Это очень на самом деле трудоемкий, мучительный процесс.
- Как долго придумывались декорации?
- Здесь нельзя говорить о сроках. Это длительный процесс. Потому что тебе нужно максимально погрузиться в материал, построить ассоциативные ряды: цирк, война… Придумать, как это соединить, найти общую линию. То есть ты начинаешь постепенно какие-то вещи сложные прокручивать в голове и в итоге понимаешь, как это все должно двигаться, в каком ритме.
- А какие эмоции у вас вызвала эта пьеса?
- Первые эмоции были очень странные, я подумала: «Понятно, очередная Каштанка». Пьеса сначала не понравилась. Для меня это была «Каштанка» и еще «Сказка сказок» Норштейна. Меня сначала туда направило мысленно. Мне кажется, что Поспелова явно брала Каштанку за образец, сто процентов. В целом, я люблю «Сказку сказок», она и стала для меня отправной точкой, я подумала, что нашла в ней какую-то свою историю. Елена Николаевна (режиссер) не хотела спектакль о войне как таковой, а мне тема войны, наоборот, интересна. Мне интересна тема мужества, интересно, что происходит там во время таких вот крайних событий.
- Что можете сказать о результате, довольны?
- Мне кажется, что художник вообще никогда не бывает абсолютно доволен. Теперь я, конечно, смотрю и думаю, что в каких-то моментах сделала бы по-другому . У меня вообще бывает редко такое, когда я думаю: «Вот, прям все! Это круто! Здесь максимально все». Когда придумываешь, какие-то детали упускаешь. Сейчас, например, я стала уже читать солдатские письма, а возможно этого уже и не надо. В целом, мне кажется, что можно было бы добавить пронзительности, это бы еще больше сыграло на смысл.
- А есть такое понятие «любимые герои»?
- Нет, у меня никогда такого не бывает, чтобы кто-то больше других нравился.
- А вот этот пес Витя, главный герой, он породистый, как считаете?
- Не знаю даже. Режиссер мне показывала фотографии собак, мы выбирали. Не породу, конечно, а просто образ. Какая морда будет, какой взгляд.
- А по характеру цирковой пес какой?
- Он лиричный. Немного, конечно, прагматизма в нем есть, но в целом он герой, потому что бросился за другом. Есть в нем романтизм, мужество, отвага. Своя такая, детская. Для меня это вообще, прежде всего, история про детей, которые почему-то попали на войну и не понимают, что это взрослые здесь делают вообще.
- А мораль, на ваш взгляд, какова?
- Мне кажется, здесь нет морали. В сказках ее в принципе не бывает. Здесь есть просто размышления – это просто разговор о войне, а еще о том, что такое мужество, что такое друг. Не говоря о том, что вот это, например, хорошо, а это уже плохо. То есть, это такая история, в которой нет плакатных вещей. Да мы и не хотели делать плакатную вещь. Главное, мне хотелось, чтобы дети понимали, что война - это действительно страшно, не весело.
Марина Томова
